V

Альянс, Интернационал и конфликт с Марксом

Не считая это смягчающим обстоятельством для историков-бакунинофобов, напомним, что большинство приведенных здесь текстов Ба­кунина оставались неизвестными до появления выдающихся работ М.Конфино и в особенности Артура Ленинга. Это обстоятельство не ме­шало бакунинским идеям оказывать несомненное влияние на тех, кто был с ними знаком. Лучшим доказательством этому является Альянс, которому удалось объединить семьдесят международных братьев (из сотни тех, кто имелся ввиду) и насчитывал на своей женевской секции в 1868 году сто сорок пять членов. Именно его сторонники основали внушительную испанскую и активную итальянскую секцию, которые присоединились к Интернационалу.

Действительно, вслед за отказом Лондонского Генерального Совета Интернационала на первую просьбу о глобальном вступлении в него, Альянс принял решение о роспуске своей тайной международной орга­низации и сохранении только своей легальной секции в Женеве. Из­вестно, что Маркс использовал в качестве главного аргумента для иск­лючения Бакунина и Джеймса Гийома продолжавшееся существова­ние тайного Альянса. Как обстояли дела в действительности? Если по­стоянные контакты между членами Альянса продолжались, большей частью благодаря установленным личным связям, и если испанская ветвь, laAllianza, сохранила свою подпольную структуру, поскольку она отвечала местным условиям борьбы, по мнению Ленинга, Альянс, не­сомненно, больше не функционировал как тайная организация, и, сле­довательно, обвинение Маркса было необоснованным. Впрочем, оно не было поддержано в докладе следственной комиссии, созданной на конгрессе в Гааге, и Марксу пришлось выдвинуть личное обвинение против Бакунина, чтобы получить поддержку членов указанной комис­сии. В этой связи приведем факт, которому суждено было иметь важ­ные организационные последствия: в составе этой пресловутой комиссии, состоявшей из пяти членов, находился агент французской поли­ции Ван Хеддегем по кличке Вальтер, который, впрочем, отсутствовал в момент отчета и голосования комиссии, то ли для того, чтобы это грязное дело осуществили «еще большие полицейские», чем он, то ли для того, чтобы не привлекать слишком много внимания к своей ма­ленькой персоне, поскольку он вскоре высказал сожаление в том, что Бенуа Малон не был включен в число осужденных и исключенных. До­бавим, что среди наемных свидетелей со стороны обвинения против Бакунина и Альянса находился еще один французский провокатор, Дантрег по кличке Сварм, тоже член марксистской клики. Мы увидим далее извращающие и губительные последствия этого полицейского внедрения в ряды сторонников Маркса.

Кажется вполне очевидным, что бакунинский Альянс в форме тай­ной организации был действительно распущен. Вместе с тем, вероят­но, Маркс искренне верил в его продолжающееся существование. Впрочем, он сам состоял в нескольких тайных обществах и, по мнению А.Ленинга, Бакунин сам также был убежден в 1872, что Маркс входил все еще в оккультную организацию вместе с шестью бывшими члена­ми Лиги Коммунистов, немецкого тайного общества, существовавшего в 1847-1850 годах, заседавшими теперь рядом с ним на Генеральном Совете в Лондоне. К тому же Бакунин, несомненно, хранил в памяти странный разговор, состоявшийся у него с Марксом в 1848 году:

«Я встречался (с Марксом) в Берлине. Наши общие друзья заставили нас обняться (Бакунин был обвинен Рейнской газетой, которой руководил Маркс, в том, что он "русский агент", поэтому он таил на него обиду - А.С.). И тогда в ходе разговора, полусерьезного полушут­ливого, Маркс сказал мне: «Знаешь ли ты, что я нахожусь сейчас во главе тайного коммунистического общества, настолько хорошо дис­циплинированного, что если бы я сказал одному из его членов: "Иди убей Бакунина", он бы тебя убил». Я ему ответил, что если (его) тай­ному обществу больше нечего делать, как убивать людей, которые ему не нравятся, оно может быть только обществом лакеев и смехотворных фанфаронов»²⁵.

Как было показано ранее, Альянс был для Бакунина особой револю­ционной организацией, поэтому рассмотрим, каким образом он пони­мал его отношения с Интернационалом, массовой рабочей организа­цией, которая насчитывала на то время около двух миллионов членов, 1 200 000 из которых в Европе²⁶:

«Альянс является необходимым дополнением Интернационала (...). Но Интернационал и Альянс, стремясь к одной конечной цели, име­ют в то же время разные задачи. Миссия Интернационала состоит в том, чтобы объединить рабочие массы, миллионы трудящихся, во­преки различиям наций и стран, вопреки границам между всеми государствами, в единое огромное и компактное тело. Альянс же име­ет своей задачей дать этим массам действительно революционное руководство. Их программы, не будучи никоим образом противопо­ставлены, различаются по самой степени их разработанности. Прог­рамма Интернационала, если только ее принимать всерьез, содер­жит в зародыше, но только в зародыше, всю программу Альянса. Программа Альянса представляет собой полное изложение прог­раммы Интернационала»²⁷.

Таким образом, Интернационал имел целью только объединить ра­бочие массы разных специальностей и всех стран на широкой и не определенной политической базе, так как если бы его «основатели да­ли этой большой Ассоциации политическую доктрину (...) социалисти­ческую, философскую, определенную и положительную, они соверши­ли бы ошибку»²⁸. Для Бакунина, таким образом, это был прообраз профсоюзного интернационала, исключительной целью которого ста­вилась защита интересов рабочего класса на его избранном поприще - экономическом - на этой основе развитие его классового сознания в революционном направлении. Это совершенно не мешало, как раз на­оборот, бывшим членам Альянса работать внутри его в направлении радикализации всего движения. Они это делали, не принимая во вни­мание Маркса и его растущее влияние на Генеральный Совет в Лондо­не. Вследствие этого конфликт был неизбежным.

Мы не будем касаться здесь всех антагонистических противоречий и расхождений, которые разделили этих двух деятелей, этим мы бы от­клонились от нашей темы, поэтому рассмотрим только их разногласия в стратегическом и организаторском планах.

Напомним, что для Маркса только коммунисты могли быть мозгом рабочего движения.

«Коммунисты, следовательно, на практике являются самой реши­тельной, всегда побуждающей к движению вперед частью рабочих партий всех стран, а в теоретическом отношении у них перед осталь­ной массой пролетариата преимущество в понимании условий, хода и общих результатов пролетарского движения». (Кроме того, по его мнению) «часть буржуазии переходит к пролетариату, именно - часть буржуа-идеологов, которые возвысились до теоретического понима­ния всего хода исторического движения»²⁹.

Было очевидно, что пролетариат не в состоянии выделить собствен­ных руководителей и должен подчиниться руководству «буржуазных идеологов». В этом Маркс только следовал якобинской и социалисти­ческой традиции первой половины XIX века; он мог, таким образом, принять только централистскую организационную концепцию и про­явить полное непонимание бакунинского тезиса о «свободной органи­зации рабочих масс снизу до верху», которую Маркс просто-напросто называл «глупостью»³⁰.

Его деятельность в рамках Лиги Коммунистов в 1848 году свидетель­ствует об этом выборе: поскольку члены Лиги имели проблемы с не­мецкой полицией, он получил при помощи некоторых своих сторонни­ков полную свободу действий по вопросу решения судьбы организа­ции:

«... нынешние обстоятельства требуют чрезвычайно энергичного ру­ководства Союзом, для чего безусловно необходимо предоставить в данный момент руководителям право действовать по своему усмот­рению; (Центральный комитет Союза Коммунистов) постановляет:

1.    Центральный комитет переносится в Париж.

2.    Брюссельский Центральный комитет уполномочивает члена Союза Карла Маркса осуществлять в данный момент, действуя по своему усмотрению, центральное руководство всеми делами Союза, за что он несет ответственность перед новым Центральным комитетом, который должен быть образован, и перед ближайшим конгрессом.

3.    Брюссельский Центральный комитет поручает Марксу, как только позволят обстоятельства, образовать в Париже по собственному выбору новый Центральный комитет в составе наиболее подходящих для этого членов Союза и для этой цели вызвать туда даже тех членов Союза, которые не проживают в Париже.

4.    Брюссельский Центральный комитет распускается.
Постановление принято в Брюсселе, 3 марта 1848 года.
Центральный комитет.

Подписали Энгельс, Ф.Фишер, Жиго, Г.Штейнгенс, К.Маркс»³¹.

Вскоре Маркс объявляет вместе с Энгельсом о роспуске своей ор­ганизации, даже не проконсультировавшись с другими ее членами! В рамках этого первого организационного опыта просматривается пове­дение, которого он будет придерживаться в рамках Интернационала. Его поведение осталось таким же, соответствующим, можно бы ска­зать ради шутки, его «нарциссическому централизму». Так, он выбива­ет себе карт-бланш от Генерального Совета для написания от своего имени Посланий и Циркуляров; чтобы ввести новых членов в состав Генерального Совета он прибегает к кооптированию, имея королевское право выбора, а когда потребовалось обеспечить надежное большин­ство, как, например, на конгрессе в Гааге, он раздает незаполненные мандаты своим сторонникам.

Французская пословица говорит, что никто нас так не обслужит, как мы сами, этот случай - прекрасная к ней иллюстрация. Еще один скаб­резный пример: во время Лондонской конференции в 1871 году деле­гаты секции Интернационала располагали только десятью мандатами, тогда как члены Генерального Совета имели тринадцать. Также Маркс наделил себя вместе со своим alter ego Энгельсом правом представ­лять многие страны: Россию, Германию, Испанию, Италию, Данию, при этом ни один ни другой не имели обязательства отчитываться пе­ред Лондонским Советом Интернационала. Однако при этом явно бю­рократическом стремлении Маркса и Энгельса представлять какую-то «партию» в полном смысле этого слова, проявляется воля и особенно жестко контролировать судьбы рабочего движения, с тем, чтобы опре­делять его общую эволюцию. Они действовали подобным образом не из-за простого тщеславия, эгоцентризма или же собственного куль­та личности - они не лишены, однако, тщеславия, - просто из убеж­дения, что именно они обладают научной истиной о развитии общест­ва.

Эта идеологическая уверенность ясно отражена в письме Маркса Центральному Комитету немецкой социал-демократической рабочей партии в Бруншвиге от 28 марта 1870. В нем он утверждает, что Гене­ральному Совету Интернационала необходимо оставаться в Лондоне, поскольку он находился в то время в выгодном положении и «держал руку на том большом рычаге пролетарской революции», которым в его глазах была Англия. Вследствие этого он выступал противником созда­ния английского регионального Совета, так как это было бы «безумием, мы бы сказали почти преступлением, отдать (этот большой рычаг) в чисто английские руки». Почему? Потому что, если «англичане и обла­дают всем необходимым материалом для социальной революции, им не хватает обобщающего ума и революционной страсти. Компенсиро­вать это может только Генеральный Совет, который способен ускорить настоящее революционное движение в этой стране и, как следствие, повсюду»³². Понятно, что в конце концов англичанам надоело, что ими манипулируют как «рычагом» и что лидер тредюнионов Джон Хейлз за­говорил о «разбитых кандалах», чтобы подчеркнуть свой разрыв с ти­ранической властью Маркса и с преданным ему Генеральным Советом Интернационала³³.

Точно так же естественно, что на Конгрессе в Гааге Маркс и Энгельс попытаются воскресить свой старый припев 1848 года, предложив про­летариату организоваться в партию и поставить своей «первой зада­чей» «завоевание политической власти», и, как следствие, трансфор­мировать Генеральный Совет в «центр национальных политических партий - "governing body"» (Маркс).

Ничего удивительного, следовательно, в том, что Маркс восприни­мал Бакунина как опасность для почти решающей власти, которой он пользовался в Генеральном Совете, и что он ему приписывал темные намерения, в частности, желание перенести Совет в Женеву, что озна­чало бы, по его мнению, что «Интернационал попадет под диктатуру Бакунина». Его желание устранить этого опасного соперника приводит его к глубокому презрению к Бакунину как в личном, так и в теорети­ческом плане:

«(Программа Бакунина на конгрессе Интернационала в Лозанне) представляет собой пустопорожнюю болтовню, цепочку пустых идей, которые хотят привести в дрожь, короче говоря, это серая бездарная импровизация, рассчитанная на то, чтобы произвести эффект в дан­ный момент (...). Это смехотворная программа, olla podrida (отврати­тельная микстура - А.С.), заколоченная на избитых общих местах (...) Что касается самого Бакунина, одного из самых невежественных созданий в области социальной теории, он здесь вдруг предстает как основатель секты. Но теоретическая программа этого Альянса это просто фарс».

Ничего удивительного также, что Маркс далее думает только о том, чтобы, по его собственному выражению, «отлучить» русского револю­ционера. Между прочим, для него не может быть и речи о каком-либо постоянном контроле основы Интернационала, каким бы «братским» он ни был ни, тем более, отчете перед кем-либо.

Заметим также, что в отличие от Бакунина, Маркс никоим образом не был человеком действия; действие для него располагалось на уров­не анализа, определения позиций, декретов, циркуляров и прочих «со­общений». Например, хотя он и приветствовал громогласно Париж­скую Коммуну, он оказался совершенно неспособным организовать в Лондоне хоть одну демонстрацию Интернационала в поддержку Ком­мунаров.

Точно так же, как кабинетный ученый, он понимал мессианскую роль рабочего класса, возводя его на трон демиурга истории. Очень показательна в этом отношении его критика Бакунина, провозглашав­шего, что «рабочие, ставшие представителями народа, перестают быть рабочими»: он отвечает, что это якобы невозможно «настолько же, как и то, что нынешний фабрикант перестает быть капиталистом, потому что он становится муниципальным советником!»³⁴.

Бакунин же, лучше понимавший человеческую природу и социаль­ную действительность, не питал никаких иллюзий относительно рабо­чего представительства, поскольку он видел, что массе присуща тен­денция назначать ответственных, которых она, то ли из-за безразличия, то ли из-за апатии, не подчиняет «постоянному контролю». Это неиз­бежно становится источником разложения для всех лиц, которые обле­чены какой-либо общественной властью, по той причине, что:

«Посвящая себя всецело деятельности в комитетах, они приобрели приятную привычку командовать, и в силу некоторого рода галлюци­нации естественной и почти неизбежной у всех людей, которые слишком долго держат власть в своих руках, они вообразили себя необ­ходимыми людьми. Таким образом, незаметно образовалась в самих секциях строительных рабочих, ярко пропитанных народным духом, нечто вроде правящей аристократии»³⁵.

По мнению Бакунина, в этой инерции рабочего класса вина эпохи, хотя можно вполне основательно утверждать, что в этом виновата и заинтересованная и в высшей степени

«развращающая пропаганда священников, правительств и всех бур­жуазных политических партий, не исключая и наиболее красных, рас­пространила множество ложных взглядов среди рабочих масс, и эти ослепленные массы, к несчастью, еще слишком часто увлекаются всякими измышлениями, имеющими целью заставить их доброволь­но и глупо, в ущерб своим интересам, служить интересам привилеги­рованных классов»³⁶.

Мы далеки от марксистской идеализации рабочего, «нового Проме­тея». Такая идеализация далеко не безобидна, поскольку она сопро­вождается «подкреплением», в глазах Маркса решающим, в форме «перехода» буржуазии, «идеологов», которые якобы помогают рабоче­му вырваться из своего невежества и направить его на путь предначер­танной ему исторической роли, и делать это по мере потребности вплоть до того, чтобы встать на его место и стимулировать движение в «правильном» направлении. При помощи подобного анализа Маркс оправдывал собственную роль в рамках Интернационала. Здесь Баку­нин вновь подвергает его суровой критике:

«Мы всегда страстно боролись против него, потому что мы убеждены, что если Международное Общество Рабочих (Интернационал) будет разделено на две группы: одну, заключающую в себе громадное большинство и состоящую из членов, вся наука которых будет состо­ять только в слепой вере в теоретическую и практическую мудрость своих вождей; и другую, состоящую только из нескольких десятков правителей, - это учреждение, которое должно освободить человече­ство, превратится само в некоторого рода олигархическое государ­ство - худшее из всех государств. Это прозорливое, ученое и искус­ное меньшинство, которое примет на себя всю ответственность и права правительства, тем более самодержавного, что его деспотизм заботливо прячется под внешней оболочкой учтивого уважения к во­ле и решениям, всегда им самим продиктованным, этой якобы на­родной воли; это меньшинство, говорим мы, повинуясь необходимо­сти и условиям своего привилегированного положения, и подверга­ясь общей участи всех правительств, постепенно будет становиться все более и более деспотичным, зловредным и реакционным»³⁷.

Бакунин делает из этого вывод, что Интернационал сможет стать ин­струментом освобождения, только если он «вначале освободится сам» и перестанет делиться на «большинство, состоящее из слепых орудий, и меньшинство из ученых машинистов». Его интуитивная мысль была подтверждена на другом уровне, полстолетия спустя, появлением марксистско-ленинских «ученых машинистов», вскоре превратившихся в «механиков Истории», использовавших в качестве горючего десятки миллионов трудящихся.

Организационные концепции и их применение внутри Интернацио­нала выявляли, таким образом, фундаментальные теоретические рас­хождения, противостоящие друг другу крайние точки зрения и могли привести только к резкому разрыву. Он произошел в 1872 году во время съезда Интернационала. В отсутствие Бакунина, отсутствие вынужден­ное, так как он не мог пересечь Германию или Францию, не рискуя быть задержанным и брошенным в тюрьму - о чем Маркс очень хоро­шо знал, - его противники имели преимущество в маневре благодаря большинству мандатов, приобретенных заранее. Пытаясь устранить своего соперника, Маркс совершил ошибку, переведя спор в личный план, обвинив Бакунина в мошенничестве в темном деле с авансом за перевод своего Капитала, не возвращенном русскому издателю, Этот недостаток тактической элегантности вызвал всеобщее неодобрение внутри Интернационала, даже среди тогдашних или будущих «марксис­тов». Рассмотрим, например, как судит об этой интриге несколько де­сятков лет спустя один из сторонников Маркса (и не из самых малозна­чительных) ультралевый немецкий коммунист, Отто Руль:

«Маркс восторжествовал над ненавистным врагом, не удовлетворив­шись разрывом братских партийных связей со своим соперником, он кроме того удовлетворил свое чувство ненависти, унизив его. Баку­нин допустил оплошность, по крайней мере если верить в этом Съез­ду, не вернув 300 рублей Марксу за перевод Капитала; и Маркс, тот самый Маркс, замешанный в тысяче темных дел и проживший всю свою жизнь за счет чужих денег, превратил это в дело, достойное повешенья.

Ему было позволено воинственно бороться за объективную политику, от которой он ожидал, за исключением любой другой, освобождения пролетариата. Он оставался в рамках своего самого строгого закона, собирая Интернационал, чтобы попытаться избавиться от Бакунина, так как Бакунин делал все возможное, чтобы препятствовать его по­литике и ее дискредитировать. Но то, что он воспользовался для сво­его торжества таким объективно постыдным средством, как облива­ние грязью противника, это постыдный поступок, который не лишает чести Бакунина, а напротив, свидетельствует о подлости автора. В этом хорошо просматривается губительная черта этого характера: ни политические вопросы, ни рабочее движение, ни интересы револю­ции, ничто и никогда для Маркса не могло быть важнее заботы о соб­ственной персоне. То, что международный революционный собор, го­товый при первой возможности разрушить право личной собствен­ности и буржуазный моральный кодекс, изгнал, запретил и исключил по доносу своего вождя самого обаятельного из своих членов под предлогом нарушения буржуазных законов собственности, это одна из самых кровавых насмешек Истории»³⁸.

Суровость окончательного приговора Отто Руля нам кажется, не­смотря на все, неполной, поскольку она касается исключительно ис­пользованных средств, а не политических целей, которым они естест­венно подчинены. Между тем, в Гааге о них речь по настоящему не шла: обсуждение было подменено сведением личных счетов. Однако, если бы оно проходило по чести, то могло бы привести к совершенно другому результату; возможно, даже более выгодному для Маркса, как это показало выяснение относительно к государству взаимных позиций анархистскими коллективистами и социалистами реформистами не­сколько лет спустя.

Маркс избрал другой путь: нанося лобовой удар, он воспользовался своим большинством по случаю, чтобы значительно усилить всемогу­щественную роль Генерального Совета и заставить принять необходи­мость преобразования секций Интернационала в политические партии, определив им цель - «завоевание государственной политической вла­сти». Затем, увидев, как его обходят его вчерашние союзники, бланкис­ты, более централизованные и лучшие политики, чем он, Маркс их пе­реигрывает, перенеся местонахождение Генерального Совета Интер­национала в ... Нью-Йорк, то есть как можно дальше от европейского театра действий. К тому же он доверяет контроль над Советом немец­ким эмигрантам, отобранным из его верных сторонников.

Этот отчаянный маневр не помешал ему получить полное пораже­ние: большинство секций Интернационала отказалось от решений, принятых в Гааге, и поддерживало связи с исключенными Бакуниным и Джеймсом Гийомом. Юрская Федерация пришла на смену Генераль­ному Совету и дала толчок деятельности Интернационалу. Несмотря на марионеточный съезд в Женеве в 1873 году, где марксистам пришлось «доставать мандаты из-под земли» (Беккер), чтобы не остаться только среди немецких швейцарцев, фракционный раскол Маркса провалил­ся и исчез в тупиках Истории.

В действительности Маркс повторил то, что произошло с Лигой Ком­мунистов, когда он утратил над ней контроль. Отметим, что все эти со­бытия хорошо известны и фигурируют на должном месте в отчетах съезда и в работах, посвященных Интернационалу. Это, однако, не сму­тило фальсификаторов и других патентованных манипуляторов, столько потрудившихся на протяжении целого столетия, чтобы нарядить в дру­гие одежды этот жалкий результат, что сегодня приходится настойчиво восстанавливать упрямые факты: Интернационал не исчез в 1872 году, он споткнулся значительно позже на препятствиях, которые мы далее проанализируем, а именно марксистская фракция была сведена к своему самому простому выражению, то есть чисто германскому. К тому же, многие из самых твердых и верных сторонников Маркса, уже более двадцати лет, таких как Эккариус и Юнг, пришли к критике его манёвров, к разоблачению его «диктатуры» и к бегству с его корабля.