IV
Бакунинская организация
Бакунинская организация имеет целью объединить только сотню братьев-интернационалистов и переменное число братьев национальных для каждой из европейских стран, не более двух-трех сотен для самой большой из них. Они характеризуются следующим образом: «преданные, энергичные, умные личности и, в особенности, искренние друзья народа, без амбиций и тщеславия, способные стать посредниками между революционной идеей и народными инстинктами».
Движимые этической страстью, эти революционеры будут осуществлять «не какую-то явную власть, а коллективную диктатуру всех членов Альянса... диктатуру без повязки, без звания, без официального права и тем более мощную тем, что у нее не будет никаких внешних признаков власти»14.
Хотя Бакунин считает нужным уточнить: если «вы будете развлекаться игрой в Комитеты общественного спасения и в официальную, явную диктатуру, вас проглотит реакция, созданная вами же». Употребление термина «диктатура», даже лишенного всякого смысла благодаря контексту, чревато всякими двусмысленностями. Приведем мнение Артура Ленинга об этих «невидимых предводителях среди революционной бури»:
«Для Бакунина речь шла о том, чтобы вдохновить своими идеями небольшую группу людей, имеющих реальную и эффективную значимость, а также внушить им волю к действию. В свою очередь, они должны действовать в среде и в той плоскости, в которой они развивают свою деятельность, то есть в плоскости организации и принципов Интернационала. Самые близкие среди них должны совещаться между собой и с Бакуниным. Таким образом Бакунин имел связь с борцами из разных стран и поддерживал с ними личные отношения через переписку и, по возможности, встречи. Ему удавалось таким образом привести в гармонию пропаганду и возможное действие. В рабочем движении и, в особенности, в революционном движении, подобный способ действия не является чем-то особенным»15.
Близкий друг Бакунина Джеймс Гийом приводит свидетельство о природе этой организации, которая не имела ничего общего со старыми тайными обществами, в которых следовало «повиноваться приказам сверху». Она представляла собой «свободное сближение людей, которые объединялись для коллективного действия, без формальностей, без торжественности, без таинственных ритуалов, просто потому, что они доверяли друг другу и потому, что соглашение им казалось более предпочтительным, чем изолированные действия»16.
Члены бакунинской организации объединены друг с другом на основе доверия. Если в нее проникает какой-то член с дурными намерениями, вся организация становится непригодной. Бакунин в этом убедился на собственном опыте в результате своих отношений с Сергеем Нечаевым. Русский, сын крепостного, студент, преследуемый царским режимом, Нечаев проникся смертельной ненавистью ко всей существовавшей системе и подчинил все средства, праведные и неправедные, своей высшей цели: разрушению царизма до самых его корней. Он начал с участия в студенческих движениях протеста, затем, поставив их под свой контроль, превратил их в широкий заговор против режима. Он назначил даже дату решающего восстания - 1870, вполне убедительную, поскольку это был год, когда крестьянам, только что освобожденным от крепостного права, приходилось еще нести на себе его тяжелое бремя и выкупать свои собственные земли у своих бывших помещиков. В поисках поддержки и средств для своих планов Нечаев прибыл в Швейцарию, встретился с Бакуниным и, ослепив миражом повстанческого апофеоза на его родной земле, ввел в заблуждение и обманул его доверие: он сумел заполучить кругленькую сумму и втянул старого повстанца в свои сомнительные интриги.
Вернувшись в Россию, где ожидаемый большой день провалился, и попав в собственную ловушку, Нечаев совершил убийство студента, единственная вина которого состояла в том, что он поставил под сомнение его авторитет и реальность его планов. Полицейское расследование вскоре пролило свет на это грязное убийство, причем, с поспешной помощью самих сообщников Нечаева и, отягощающее обстоятельство, членов его организации.
Дело вылилось в громкий скандал, который замарал всю русскую революционную среду. Бакунин, в частности, был обвинен в подстрекательстве Нечаева, и ему приписывают авторство Катехизиса революционера, своеобразного макиавелического пособия для заговорщиков, найденного у одного из сообщников Нечаева. Однако тон и содержание этого текста не имеют ничего общего с бакунинским радикализмом, в особенности это касается наставлений по подлой манипуляции другими. Влияние русского бланкиста Ткачева и мемуаров бабувиста Буо-нарроти было убедительно установлено впоследствии, в особенности в последние годы в работах Михаэля Конфино, Артура Ленинга, Пирумо-вой и самого последнего по времени из советских биографов Бакунина, Графского. Тем не менее, многие западные историки не боятся, иногда и ныне, представлять Бакунина как отца «якобинского иезуитства» Нечаева.
Нечаеву удалось тем временем укрыться в Швейцарии и представить свое дело в более выгодном для своей персоны свете, обвинив убитого студента в намерении донести на него. Несмотря на это, Бакунин понял его игру и отмежевался от него в письме первостепенной важности, также обнаруженном несколько лет назад М.Конфино. Это обстоятельство может быть объяснено заботой Бакунина не предавать гласности это письмо, чтобы не повредить интригану Нечаеву, находившемуся в то время в трудном положении из-за угрозы выдворения из страны, из-за - можно сказать - слепой солидарности против царизма.
В этом письме, обозначившем их разрыв, Бакунин заявляет Нечаеву, что
«система обмана, делающаяся все более и более вашею главною, исключительною системою, вашим главным оружием и средством, гибельна для самого дела (....). Но этот мир (революционеров) надо действительно организовать и морализовать. Вы же своею системою его развращаете и готовите в нем себе изменников, народу же эксплуататоров. (...) следуя иезуитской системе, вы систематически убиваете в них всякое человеческое личное чувство, всякую личную справедливость - как будто бы чувство и справедливость могли быть безличными - воспитываете в них ложь, недоверие, шпионство и доносы, рассчитывая гораздо больше на внешние путы, которыми вы их связали, чем на их внутреннюю доблесть».
Это не потому, что Бакунин имел тенденцию идеализировать «добродетельных» революционеров; у него не было иллюзий на этот счет: они действуют не только по «совести и по намерению», а по причине своего собственного положения в обществе. Если их поместить в
«положение, которое бы позволило им эксплуатировать и притеснять народ, - можно сказать, наверное, что они будут его преспокойно эксплуатировать и притеснять. Следовательно] самостоятельной добродетели в них мало. Надо, пользуясь их бедственным, помимо воли их, добродетельным положением, постоянною пропагандою и силою организации возбудить, воспитать, укрепить в них и сделать страстно-сознательною эту невольную добродетель. А вы делаете совершенно противное».
Пользуясь случаем, Бакунин вновь определяет цель и задачи революционной организации: «Способствовать самоопределению народа на основе абсолютного равенства, полной человеческой свободы, без малейшего вмешательства какой-либо власти, даже временной и переходной, то есть без посредничества всякого государства». Он вновь напоминает: «мы открытые противники любой официальной власти, даже если это (ультрареволюционная) власть; будучи противниками всякой публично признанной диктатуры, мы являемся анархистами социал-революционерами»17. Чтобы рассеять всяческую двусмысленность, Бакунин вновь настойчиво утверждает, что взаимное доверие революционеров может утвердиться только на основе
«абсолютной искренности между членами. Изгнание всякого иезуитизма из их отношений, всякого подлого недоверия, коварного контролирования, шпионства и взаимных доносов, отсутствие и положительный строгий запрет всех пересуживаний за спиною. Когда один член имеет что-нибудь сказать против другого члена, тот должен сделать это в общем собрании, в его присутствии. Общий братский контроль всех над каждым, контроль отнюдь не привязчивый, не мелочный, а главное не злостный, должен заменить вашу систему иезуитского контролирования и д[олжен] сделаться нравственным воспитанием и опорою для нравственной силы каждого члена; основанием взаимной братской веры, на которой зиждется вся внутренняя, а потому и внешняя сила Общества»18.
Однако он делает уступку Нечаеву в том, что его иезуитская система - ложь, хитрость, обман и, в случае необходимости, насилие - может быть использована против врагов. Здесь рождается новая двусмысленность, поскольку понятие «враги» может быть достаточно неопределенным - с тех пор мы многократно были свидетелями этого - и в особенности из-за противостояния мы видели столько раз, как недавние друзья превращаются внезапно в непримиримых врагов, что, кажется, следует отнестись сдержанно к этой уступке Бакунина Нечаеву, конечно же, продиктованной обстоятельствами.
По сути, исследовав крайние пределы своих организационных принципов, Бакунин обращается в конечном счете к своему абсолютному критерию: этическому чувству (реверанс в сторону Фурье). Руководя сознанием и действием революционера, оно, несмотря ни на что, опирается на барьер, которым является «братский контроль каждого со стороны всех», таким образом, чтобы смогло установиться «единство мысли и действия». Однако эти внутренние отношения не предоставлены фантазии, это далеко не так, они управляются уставом и очень точным предписанием, привлекая самое пристальное внимание Бакунина.
Рассмотрим, например, Тайный устав Альянса Социалистической Демократии, датированный 1868 годом. Его определяющая структура представлена «Постоянным Центральным Комитетом», верховным органом которого является Генеральная Ассамблея. Стать его членом можно только при наличии единогласия; исполнительную власть Альянса составляет, по крайней мере вне Генеральной Ассамблеи Центрального комитета, центральное бюро, состоящее из нескольких членов; в его обязанности входит, в частности, поддержание отношений с национальными комитетами и бюро, в случае необходимости отправление им по просьбе центральной секции чрезвычайных делегатов для пропаганды и действий. Дополнительная структура, Наблюдательный Комитет следит за тем, чтобы никто не превышал свои полномочия. Одна из поставленных целей состояла в привлечении максимального количества рабочих организаций в Интернационал с тем, чтобы работа Альянса представляла собой только политическое и революционное развитие этой Ассоциации.
Устав «Интернационального братства», другой бакунинской организации, принимает в целом такое же внутреннее функционирование, за исключением того, что генеральные ассамблеи заменяются съездами, на которые должно собираться большинство членов, и которые по текущим вопросам могли принимать решения только простым большинством, а по важным вопросам - двумя третями голосов. Остаются также Центральный комитет и Национальные комитеты, которые подразделяются на исполнительное бюро и наблюдательный совет. Единодушие достигается за счет приема новых братьев. Национальный комитет образуется при наличии не менее трех братских членов. Решения об исключении принимаются простым большинством, но должны быть подтверждены во всех случаях последующим съездом.
В более поздней редакции программы того же Интернационального Братства Бакунин указывает, что эта организация имеет целью не только готовить революцию. Она должна будет также сохранить себя во время революции, с тем чтобы заменить своим коллективным, строго солидарным и оккультным действием «любое правительство или любую официальную диктатуру, которая не пропустит возможность задушить революционное движение в массах и придти к реконструкции политического государства, руководящего, осуществляющего опеку и тем самым неизбежно бюрократического, военного, угнетающего и эксплуатирующего - то есть к новому господству буржуазии». Это еще одно замечательное предвосхищение будущего революций. Отметим, во всяком случае, у Бакунина необходимость постоянства революционной организации, осуществляющей критическую и бдительную деятельность.
В этой же программе немного ниже Бакунин формулирует высший закон своей организационной деятельности:
«заменять всегда и всюду коллективной мыслью и действием всякие индивидуальные инициативы», (так для него) «в социальной революции будут иметь место только коллективная мысль, воля, действие»19.
Принимая во внимание все эти составляющие, мы можем получить достаточно четкое понимание того, какими могли быть бакунинские организации и братства. которые представляли собой в действительности, в условиях той эпохи, особого рода анархистские организации и даже, в некоторых случаях, прототип либертарной коммунистической организации, какой ее можно себе представить в наши дни.
Для Бакунина было ясно, что такая особая организация должна ограничиться своей четко определенной ролью «невидимого» штаба. Для него не могло быть и речи о том, чтобы она подменяла собой эффективные действия настоящих революционных сил, которыми были в то время рабочие и наиболее уязвимая часть пролетариата, люмпен-пролетариат, на Западе, крестьяне, бездомные бродяги, свободные казаки, различные деклассированные элементы, вплоть до разбойников (не имеющих ничего общего с уголовным миром в западном смысле) в России.
В отношении рабочих Бакунин продолжает прудоновскую линию: они должны организоваться «вне буржуазного радикализма»:
«основа этой организации давно найдена: это цеха и федерации цехов; создание касс взаимопомощи, инструмента борьбы против буржуазии, и их федерации не только национальной, но и интернациональной; создание палат труда, как в Бельгии»20.
Что касается русских крестьян, он рекомендует использовать основы сельской общины, чтобы непосредственно установить свободное общество. Он принимает также во внимание потенциал части буржуазной и аристократической молодежи, которая может эффективно посвятить себя революции, «идя в народ», то есть служить ему, работая в социально ориентированных профессиях, таких, как учителя, врачи, агрономы и т. д. Этому совету в России в то время следовали многие.
Все эти бакунинские работы имели на протяжении 1870 годов как в России, так и на Западе преобладающее влияние. Этот факт противоречит мнению, распространенному политическими лгунами и некоторыми так называемыми «буржуазными» историками, готовыми пресмыкаться и служить своим пером халифам на день, о том, что Бакунин якобы был неспособен выразить глубоко и связно цели и средства социальной революции. Чтобы не быть голословным, приведем образец писаний одного из такого рода «историков», процветавших в 1950-1960, Анри Арвона, «доцента университета, доктора филологических наук». Этот господин избрал своей специальностью раскол анархизма «изнутри», посвящая ему исследования внешне объективные, а в действительности ориентированные очень отрицательно. Рассмотрим небольшую его работу Михаил Бакунин, или жизнь против науки (целая программа!). Приведем из нее несколько показательных отрывков:
«В живописной галерее революционеров XIX века Михаил Бакунин, "Буревестник", кажется воплощает подрывное действие во всем, что было в нем на протяжении прошлого века романтически экзальтирующим и исторически неэффективным (...) В 1870 он был душой Лионского восстания, наслаждаясь таким образом на протяжении нескольких часов опьяняющим удовольствием почти диктаторской власти (...), непосредственным и, надо признать, губительным следствием этой революционной деятельности...» А вот настоящий букет: «Явно лишенная всякой связи с мыслью, которая помогла бы ей выжить, доктрина Бакунина выглядит в наши дни анахронической, немного фантастической и некоторыми сторонами реакционной».
Арвон, разумеется, приписывает Бакунину Катехизис революционера Нечаева и желание следовать якобы его девизу «На полной скорости по грязи». Приведем еще несколько цветистых оценок:
«Мысль Бакунина вся испещрена ошибками ... и свидетельствует о неясном уме, обуреваемом страстями, в которых лучше не признаваться (?) (...) направляющей утопией доктрины Бакунина является анархия»21.
Чтение подобных сталинолюбских рассуждений позволяет понять, как такие авторы могли одурманивать мозги на протяжении десятилетий в отношении природы и смысла анархистского учения. Оставим это «произведение» и отметим в качестве парадокса у советских историографов последних лет своего рода реабилитацию Бакунина. Последнее исследование, появившееся в 1985 году и принадлежащее В.Г. Графскому, резко отличается от измышлений Арвона: его автор подчеркивает положительную роль Бакунина в борьбе против царизма и основных ценностей буржуазного общества. Текст опирается на подробное изложение его идей и положений, часто при помощи пространных цитат, и в приложении приведено даже несколько показательных страниц из сочинений Кнуто-германская империя и Государственность и Анархия. Само собой разумеется, расхождения с научным социализмом, а именно с Марксом и Энгельсом не умалчиваются, а относительно хорошо отражены. Подробно рассматривается то новое, что внес Бакунин - антиавторитарный социализм. Здесь нет готовых суждений, но подчеркнем еще раз, рассмотрение стремится к объективности и научности. Все же не следует терять ощущение реальности, это знак уважения со стороны противника, и, как надлежит в подобных случаях, бакунинские идеи, преломленные через призму марксизма-ленинизма, представлены в невыгодном свете или неполно:
«Михаил Александрович Бакунин (1814-1876) - русский революционер, один из видных представителей революционного народничества и анархизма. Искренняя и страстная вражда ко всякому угнетению и готовность жертвовать собой во имя торжества социальной революции привлекали к нему симпатии многих революционно и демократически настроенных людей. Вместе с тем смутное и в целом иллюзорное видение конкретных путей социального освобождения способствовало превращению его в идейного противника научного социализма.
(...) С его именем связано зарождение и распространение идей так называемого коллективистского анархизма (...) Наиболее сильными сторонами учения М.А. Бакунина были яркие разоблачения эксплуатации и всевозможных форм гнета в современных ему обществах, протест против религиозного мракобесия, угодничества либеральной науки, а также защита революционных методов борьбы от буржуазных реформистов»22.
Наконец, Графский оправдывает свое исследование актуальностью Бакунина, вызванной возрождением анархизма на западе, что объясняется, по его мнению, кризисом, в котором запад находится вот уже несколько лет. Отметим, во всяком случае, уважение и стремление объяснить, суть бакунинского учения, чего не найти у Арвона и еще менее у его соперника Жака Дюкло, гепеушного прислужника, который в коликах из-за запора родил приснопамятные Тень и свет - Бакунин и Маркс.