III

Бакунин: Программы революционного анархизма

 

Именно тогда на европейскую революционную сцену ворвался тот, кого прозвали «демоном бунта», тот, кому было суждено произвести переворот в умах своего времени: Михаил Бакунин. Участник баррикад­ных боев 1848, трижды приговоренный к смертной казни и затем поми­лованный, он провел восемь лет в тюремных стенах. В 1861 ему уда­лось бежать из сибирской ссылки. Ни в малейшей мере не сломленный длительным заключением, он ринулся очертя голову в революционную борьбу. После безуспешной попытки проникнуть в Польшу для оказа­ния помощи местным повстанцам Бакунин в 1864 году остановился в Лондоне. Там он встретился с Марксом, по просьбе последнего, кото­рый предложил ему присоединиться к рождавшемуся Интернациона­лу. Встреча получилась дружеская, Маркс оправдывался за клевету по отношению к своему собеседнику. Впрочем, вскоре он написал Эн­гельсу, что русский беглец «ему очень понравился, я его нашел в це­лом лучше чем когда-то, это один из тех редких людей, встретив ко­торого шестнадцать лет спустя, я вижу, что он двигался вперед, а не назад2». Ничто еще не предвещало той потрясающей борьбы, в кото­рой они вскоре будут противостоять друг другу.

Бакунин не сразу присоединился к Интернационалу, поскольку его интересовали более прямые перспективы действия, и он в большей мере предпочитал форму подпольной организации, очень распростра­ненную уже на протяжении многих десятилетий. Само собой разуме­ется, что в то время ни в одной стране невозможно было открыто объ­являть свои революционные убеждения. Поэтому Бакунин отправился в Италию, которую считал благоприятной для осуществления своих планов, и полностью посвятил себя организации национальных и международных подпольных сетей. С этой целью он разработал ряд программ и уставов для тайных обществ на нескольких языках и иногда в нескольких вариантах. Все эти документы существовали, естествен­но, только в рукописях и продолжительное время оставались распыленными среди его корреспондентов и друзей. Только недавно боль­шая их часть стала доступной публике. Они написаны между 1864 и 1872 и до сих пор мало использовались биографами Бакунина. Его ор­ганизационная деятельность оставалась вследствие этого мало из­вестной. Поэтому остановимся на ней несколько подробнее.

Первой была составленная в 1864 году во Флоренции «Программа Интернационального революционного братства», или «Альянса». По мнению его биографа Г.Е. Каминского, это произведение Бакунина представляет для анархизма «противовес» Коммунистическому манифесту Маркса10. Действительно, продолжая и развивая в направление радикализма анализ и положения Прудона, Бакунин выдвинул основ­ные принципы революционного анархизма. Этот текст не получил долж­ной оценки по той простой причине, что он оставался в рукописи до тех пор, пока Макс Неттлау его не воспроизвел в своем монументальном исследовании, и некоторые биографы не начали на него ссылаться. Принимая во внимание ценность этой основополагающей программы, представляется полезным процитировать из нее пространные отрывки.

Выступая против религиозности Мадзини и других социалистов-свя­тош, Бакунин утверждает, что, в первую очередь, революционер дол­жен быть атеистом и требовать на земле и для человека «все то, что религии перенесли на небо и наделили им своих богов». Как следст­вие, мораль, избавленная от «всяческой теологии и всяческой боже­ственной метафизики», имеет единственным источником «коллектив­ное сознание людей». Как противник «принципа власти» и всех его при­менений и следствий «то ли в интеллектуальной и моральной сфере, то ли в политической, экономической или социальной», революцион­ный анархист признает, что справедливость воплощается в «осуществ­лении самой полной свободы и самого совершенного равенства в пра­вах и на деле».

В замечательном по своей четкости изложении Бакунин определяет анархистскую концепцию социальной и политической организации:

 

«Нужно, чтобы он (революционер) был федералистом, как мы, как внутри, так и вне своей страны. Он должен понять, что наступление свободы несовместимо с существованием государств. Он должен стремиться, следовательно, к разрушению всех государств и одно­временно всех социальных, политических и религиозных учрежде­ний; таких, как официальные церкви, постоянные армии, централь­ные власти, бюрократия, правительства, унитарные парламенты, го­сударственные университеты и банки, а также аристократические и буржуазные монополии. Для того, чтобы на руинах всего этого могло, наконец, подняться свободное человеческое общество, которое бу­дет с этого момента организовано не как сегодня, сверху вниз и от центра к периферии, путем насильственного единения и концентра­ции, а исходя из свободного союза индивида и автономной коммуны, снизу вверх и от периферии к центру, путем свободной федерации.

Нужно, чтобы он принял, как в теории, так и на практике и во всей полноте его последствий, этот принцип: каждый индивид, каждая ас­социация, каждая коммуна, каждая провинция, каждая область, каждая нация имеют абсолютное право располагать собой, объеди­няться или не объединяться, брать в союзники, кого они захотят и расторгать свои союзы, невзирая ни на какие так называемые исто­рические права, ни на соответствие интересам соседей; и нужно, что­бы он был твердо уверен, что только тогда, когда они будут построены на всемогуществе их внутреннего притяжения и необходимости, когда они будут естественными и освященными свободой, эти новые федерации коммун, провинций, областей и наций станут действи­тельно сильными, плодотворными и нерасторжимыми»11.

 

Остановимся на другом отрывке, в котором дается актуальнейший анализ национального права:

 

«Нужно, таким образом, чтобы (кандидат на прием в Альянс) отка­зался от так называемого принципа национальности, принципа дву­смысленного, полного лицемерия и ловушек, принципа историческо­го государства с его амбициями, в пользу значительно более велико­го, значительно более простого и единственно законного принципа свободы: каждый, индивид или коллективное образование, которые свободны или должны ими быть, имеют право быть собой, и никто не имеет права навязывать им свой костюм, свои обычаи, свои убежде­ния и свои законы; каждый должен быть абсолютно свободным у себя».

 

Само собой разумеется, эта национальная свобода не должна выли­ваться в «патриотизм собственной колокольни», совсем наоборот:

 

«Все эти узкие, смешные, губительные для свободы и, следователь­но, преступные идеи величия, амбиций и национальной славы, вы­годные только для монархии и олигархии, сегодня также выгодны для крупной буржуазии, потому что они им помогают обманывать народы и натравливать их друг на друга, чтобы лучше их поработить».

 

Еще одно главное положение:

 

«Поскольку единственным производителем социальных богатств есть труд, всякий, кто ими пользуется не работая, является эксплуа­татором чужого труда, вором, и поскольку труд является главнейшей основой человеческого достоинства, единственным способом, кото­рым человек реально завоевывает и создает свою свободу, все поли­тические и социальные права должны будут принадлежать с этого момента единственно только трудящимся».

 

Здесь мы находим направляющую линию, по которой будет разви­ваться революционный синдикализм.

Точно так же в отношении крестьянского вопроса:

 

«Земля, бесплатный дар природы каждому, не может и не должна быть ничьей собственностью. Но плоды ее, являясь продуктом труда, должны принадлежать только тем, кто ее обрабатывает своими ру­ками».

 

Отметим также разрыв с патриархальным и семейным видением Прудона: женщина и ребенок воспринимаются как индивидуальности, во всех отношениях равные с мужчиной:

 

«Женщина, отличная от мужчины, но не низшее существо, умная, ра­ботящая и свободная, как он, должна быть объявлена равной ему во всех политических и социальных правах; в свободном обществе цер­ковный и гражданский брак должен быть заменен свободным бра­ком, и содержание, воспитание и обучение всех детей должны осуще­ствляться одинаково для всех за счет общества, которому, защищая их против глупости, невнимания и злой воли родителей, не придется их разлучать, поскольку дети принадлежат не обществу, не родите­лям, а собственной будущей свободе».

 

По поводу именно свободы приведем отрывок, где Бакунин дает очень изящное ее определение:

 

«Вовсе неверно, что свобода человека ограничивается свободой всех остальных. Человек является действительно свободным только в той степени, насколько его свобода, свободно признанная и представ­ленная, как в зеркале, свободным сознанием всех остальных, нахо­дит подтверждение своей бесконечности в их свободе. Человек дей­ствительно свободен только среди других также свободных людей: и поскольку он является свободным только как человек, рабство одно­го человека на земле, будучи оскорблением самой сути человече­ства, является отрицанием свободы всех.

Свобода каждого, таким образом, осуществима только в равенстве всех. Осуществление свободы в равенстве в правах и в действитель­ности является справедливостью».

 

Что же касается осуществления социальной революции, можно предположить, что Парижская Коммуна в 1871 году воодушевлялась планом, разработанным Бакуниным:

 

«Революция одновременно распространится повсюду и приобретет федералистский характер. Свергнув существующее правительство, коммуны должны будут революционно реорганизоваться, избрать ру­ководителей, администрацию и революционные трибуналы, основанные на всеобщем избирательном праве и на реальной ответственности всех чиновников перед народом. Для защиты революции их добровольцы сформируют одновременно коммунальную милицию».

 

Вместе с тем, ни одна коммуна не останется изолированной, в про­тивном случае она погибнет, и ей придется, следовательно, столкнуться «с необходимостью распространять революцию вне своей территории, поднимать все соседние коммуны по мере того, как они будут подни­маться, федерализироваться с ними для совместной обороны». Деле­гаты или депутаты, отправленные каждой коммуной в «условленный пункт сбора», будут «наделены обязательными, ответственными ман­датами, которые могут быть изъяты». В провинцию и во все коммуны и ассоциации повстанцев будут направляться «революционные пропа­гандисты», а не «официальные революционные комиссары с какими-либо повязками».

Подчеркнем, что почти все эти положения и все определенные прин­ципы не были личным изобретением Бакунина; в большинстве своем они распространялись подпольно с 1830-х годов. Напротив, их выраже­ние и осуществленный синтез являются полностью новыми, и это вовсе не случайно: Бакунин читал многие работы Сен-Симона, Фурье и Пру­дона. Сверх того, он был «воспитан» на собственном опыте участника европейских событий сорок восьмого года. Таким образом, он писал эту программу, воодушевленный теоретической зрелостью и результа­тами социального экспериментирования.

Бакунин написал другую версию этой программы для своих швед­ских друзей; действительно, именно из Швеции он сделал попытку отправить подкрепления в Польшу во время восстания 1863 г. и всегда стремился сохранить там точки опоры для последующих действий в России. Здесь уместно дать разъяснения по поводу предлагавшейся формы подпольной организации: принимая во внимание обстоятель­ства той эпохи, нужно рассматривать ее как единственную практичес­кую возможность для тех, кто хотел переделать мир. К тому же, Баку­нин находился под влиянием своего краткого и разочаровавшего его пребывания у массонов и особенно под влиянием конспиративных при­вычек присоединившихся к нему итальянцев-мадзинистов. В глубине души он верил только в действие масс и сохранял по этому поводу свои убеждения участника революции сорок восьмого года. Вместе с тем, он считал необходимым существование тайной организации, которая служила бы в некотором роде «штабом» для революции, штабом анонимным и тайным, который, конечно же, не должен подменять на­род в его освободительной борьбе. Этим он четко отличается от тайного общества бланкистского типа «совершенно по-другому регламентиро­ванного и организованного полностью на деспотизме, достойном властного духа Луи Бланки». Целевая направленность бакунинской концепции полностью отлична: речь не идет о том, чтобы установить диктатуру одного или группы заговорщиков, ни какого-то места или го­рода над другими; абсолютная и, так сказать, диктаторская цент­рализация исключена:

 

«Я хочу, чтобы порядок, спокойствие в делах были результатом не единичной воли, а хорошо организованной коллективной воли многих членов ассоциации в каждой стране и во всех странах. Это значит за