XVIII

Итог: выработать средства для осуществления своих целей

В ходе нашего исследования анархистских концепций и их организационной и социальной практики мы избрали для рассмотрения три страны - Францию, Россию, Испанию, которые нам показались исторически благоприятными для анархизма. Кроме того, они представляют собой достаточно известные случаи. Между тем, чтобы составить себе более полное представление о теме, следовало также рассмотреть анархистское движение, иногда очень мощное в определенные периоды, таких стран, как Болгария, Италия, Португалия, Китай, Корея, Япония, Мексика, ФОРА в Аргентине, не говоря уже о Соединенных Штатах. Это не представлялось возможным из-за отсутствия места и времени (пришлось бы увеличить в десять раз объем этой книги). С другой стороны, мы воздерживались от чрезмерных комментариев к цитируемым работам и точкам зрения - в большинстве своем неизвестным и недоступным - по уже указанным соображениям, и полагаемся на читателя, который сам выработает необходимое критическое отношение. Вот так мы определили границы нашего исследования.

Значительную трудность представляло решение проблем терминологии, вызванное употреблением терминов с неустоявшимся значением, часто исторически датированных, иногда переведенных в искаженном виде, поиск эквивалентов для которых оказался делом весьма деликатным. Чисто анархистский словарь также вызывал трудности. Для слов «анархист» и «либертарий», двух синонимов, появившихся параллельнно в 1840-1850 годы, имеется устоявшееся употребление. Напротив, для терминов «анархо-коммунист» и «либертарный коммунист», также возникших одновременно - в 1876 и 1881 годах - мы отдали предпочтение систематическому употреблению второго, содержащего одновременно в своем значении «обобществление и свободную коммуну», а не первого, ставшего размытым эквивалентом термина «анархо-большевик». Разумеется, термин «коммунизм» был также извращен большевиками, которые, впрочем, приняли его довольно поздно, в 1918 году, но то же можно сказать и о слове «революция», которым манипулировали во всех направлениях. Желательно иметь максимально точную терминологию, так как смешение и недоразумения могут вызвать настоящие трагедии, если взять, например, «совет» или «власть советов», использованные Лениным в качестве приманки, чтобы установить тоталитарный деспотизм. Не следует играть со словами, они могут убить - вот урок, который из этого можно извлечь. Им следует придать или восстановить первичный смысл.

Для анархистов некоторые слова представляют собой, и не без основания, табу, например «вождь», «партия», «центр» и «государство». Другие употребляются, на наш взгляд, неправомерно: в частности «марксизм», систематически отождествляемый с ленинизмом-сталинизмом, тогда как его следует применять в экономических анализах и, в крайнем случае, по отношению к немецким социал-демократам до 1914 года. «Большевик» часто употребляется вместо «якобинец» или «бланкист». «Политика» используется в значении «политиканство», в то время как ему следовало бы вернуть аристотелевский смысл, а именно «общественная жизнь». «Власть» стало синонимом центральной власти, государства, тогда как принять решение и применить его - это акт власти; существует власть над собой, своей собственной жизнью и власть над другими, господство над ними. Можно провести различие между властью решения и властью исполнения. Короче говоря, следовало бы знать, о чем идет речь и регулярно пересматриваемая лексика могла бы принести большую пользу. Таким образом, надлежит иметь в виду эти различные нюансы, прежде чем взяться за какой-либо текст, это облегчит его чтение и понимание.

Точно так же теперь должно быть очевидным, что либертарная организация не является инструментом для повиновения приказам сверху или из центра, а местом осуществления взаимной помощи и средством осуществления индивидуальных усилий для того, чтобы придать им тем самым более сильный общественный резонанс. Должна ли эта организация быть постоянной, недолговечной, созданной по обстоятельствам, специфической или широкой? Ответим прописной истиной: все зависит от ее цели. Здесь, нам кажется, не следует смешивать виды: существуют организации пропагандистского типа, по политическим симпатиям, для социальной битвы и военной борьбы, в зависимости от того, соответствуют ли они распространению либертарных идей, изданию журнала или газеты, профессиональному или синдикальному объединению или революционному восстанию. Все это зависит также от условий того места, где мы находимся: среди нескольких десятков стран мира, где существуют формальные свободы, «действительно» позволяющие пропаганду, или же на остальной, большей части планеты, где сами слова Анархия и свобода изгнаны из обыденного языка.

Отсюда выбор между официальным и подпольным характером организации, стратегия и тактика, приспособленные к местной действительности. Уточним все-таки, что насильственные действия - вооруженные или террористические - представляются нам не только неуместными, но даже подлежащими исключению в странах, где допускается свободная пропаганда идей. Опыт показывает, что они приводят зачастую к полицейским провокациям или к очень сомнительным манипуляциям.

Тем не менее, мы это видели, организация представляет собой нечто большее, чем простую сумму индивидов, это коллективная сила -синергия, - которая может оказывать значительное влияние на действительность. Если ей не хватает гибкости, мобильности или динамизма, она неминуемо превращается в окостеневший аппарат если не в откровенную бюрократию. Как установить согласованное гармоническое равновесие между сознательным и автономным индивидом и стремлением к организации? Индивид является одновременно силой и слабостью анархизма, как эзопов язык он может быть одновременно наилучшим и наихудшим. В качестве решения мы отдаем предпочтение идее, предложенной Бакуниным: «братский постоянный контроль каждого всеми»; это нам представляется лучшим противоядием против всякого сползания в сторону бюрократии. На этой стадии организация имеет ценность только благодаря индивидам, которые входят в ее состав: если они откажутся от всякого критического отношения и потеряют бдительность, не помогут и наилучшие организационные уставы. Безответственных лидеров, руководителей и вождей создают пассивные, инертные, «молчуны». Не стоит питать иллюзии, организационная и социальная практика далеко не ангельская, и многие зачастую идут по линии наименьшего усилия. Добавим к этому неизбежный разрыв между мыслью, сказанным и написанным словом и делом, чтобы подчеркнуть необходимую ясность ума каждого, которая является единственным гарантом степени соответствия между этими четырьмя уровнями выражения и действия. Здесь следует быть четким и категоричным: данного слова и принятого обязательства необходимо придерживаться, иначе все становится невозможным. Осуществление является абсолютным критерием, позволяющим избежать потери времени и энергии.

Практические структуры функционирования составляют наименьшее зло для посредничества между индивидами. Их инициатива ни в коем случае не может быть обуздана приятием правил организационной игры: голосование, выдвижение, точно определенные и обязательные полномочия. Доброжелательность и братская воля к взаимопониманию должны предшествовать внутренним отношениям. Таким образом, большинство и меньшинство должны уметь, если понадобится, идти на необходимые уступки, в противном случае совместная деятельность останется невозможной. То, что объединяет, должно чувствоваться сильнее, чем то, что разъединяет. Как бы там ни было, в желанном свободном обществе будет именно так. Если общим знаменателем для анархистов является отрицательное отношение - отказ подчиняться системам угнетения, оно должно быть уравновешено положительным отношением - волей к объединению. Разумеется, существует буква и дух, и следует уметь придерживаться первой, вдохновляясь вторым. Любой организационный фетишизм - обязательные членские билеты, марки взносов, культ бесконечных заседаний и т. д. -представляется нам устаревшим и опасным, его следует избегать. Он с успехом может быть заменен интенсивным и постоянным движением информации.

Оставаясь меньшинством, иногда незначительным, по отношению ко всей массе общества, революционеры ведут борьбу как для себя, так и для всех. Быть анархистом означает не только протестовать против любого посягательства на собственную автономию - любая здоровая личность полностью способна на это, - но и быть последовательным в своем поведении, как выражении своей этики, по отношению к самому себе и к другим. Именно благодаря этому бунтарь не укладывается в стержневую для современного общества пару угнетающий-угнетенный. Его воля, утвержденная коллективно, определяет либертарный коммунизм, самую совершенную форму прямой демократии.