XVII Испанские анархисты в 1936-1939

Если Франция была родиной анархизма, то Испания была его «землей обетованной», которую приводили в качестве примера для подражания уже во времена Бакунина. Либертарный коллективизм здесь насчитывал десятилетия существования и неустанной деятельности. Национальная Конфедерация Труда (НКТ), откровенно анархистский профсоюз, основанный 1 ноября 1910 года по образцу французской либертарной ГКТ, имел гегемонистские притязания: в 1919 году всем испанским пролетариям было предложено присоединиться к нему в трехмесячный срок, в противном случае они будут объявлены предателями, и отношение к ним будет соответствующим. Отказавшись вскоре от этого максималистского требования, Конфедерация, тем не менее, объединяла в своих рядах все более внушительное количество членов: в 1936 году их число составляло два миллиона. Что касается Иберийской Анархистской Федерации (ИАФ), она была создана в июле 1927 года по инициативе групп беженцев во Франции. Вынужденная оставаться в подполье до 1931 года, она выполняла функцию специфической организации, наблюдавшей за ортодоксальностью доктрины НКТ. Опираясь на тесно связанные между собой первичные группы, она более походила на организацию заговорщиков типа бакунинского Альянса, чем на Всеобщий Союз Анархистов, за который ратовала Платформа. Только впоследствии, в особенности в период 1937-1939 годов, двойная принадлежность к НКТ-ИАФ стала почти обязательной для ее членов. Приведем в связи с этим случай - с Пьером Бэнаром, лидером французских анархо-синдикалистов. Приглашая его на международный анархистский съезд в Барселоне в 1937 году, ему задали вопрос, является ли он членом Французской Анархистской Федерации (ФАФ), созданной в 1936 году и конкурировавшей с Союзом анархистов. Это было сделано для того, чтобы его участие в съезде не вызвало «трудностей с некоторыми анархистскими товарищами»159. Не имея возможности и не желая оправдываться относительно этого условия, он отказался принимать участие в съезде.

Если проект Платформы и мог кого-нибудь заинтересовать, так это было, конечно, испанское движение: все вопросы, изложенные в ней или затронутые письменно в Деле Труда, были основной заботой, тревожившей испанских товарищей. В конце 1927 или в начале 1928 года группа Призма из г. Безье (Франция) издала брошюрой испанский перевод Платформы. Перевод был сделан с французского текста, то есть повторял выражения и отрывки, оспариваемые Делом Труда. Эти сведения нам предоставил Франк Минц и указал также другой перевод части текста, с недоброжелательными комментариями, появившийся в Па Протеста в Буэнос-Айресе160. Он добавил, что

«особые условия иберийского движения сделали дискуссию очень тяжелой, практически несуществующей. В изгнании, после участия некоторых анархистов в налете, совершенном совместно с каталанскими сепаратистами на испанской границе в 1926 году, затем мобилизации в поддержку Сакко и Ванцетти и освобождения Асказо и Дурутти, не считая выступлений, касающихся Испании, не находим никаких откликов на дебаты о Платформе»161.

Однако по просьбе нескольких испанских региональных комитетов, Платформа была включена в повестку дня учредительной конференции ИАФ. Поскольку испанский перевод еще не был доступным, дискуссия по ней не могла состояться и вопрос был отложен до следующего созыва. Свидетельство одного из членов ИАФ подтверждает впечатление о том, что она оставалась неизвестной:

«Платформа мало повлияла на движение в изгнании и внутри страны. Защитников было мало. Ты знаешь, насколько мы были в то время 'радикализованными' и с какой сдержанностью мы относились к любому изменению и пересмотру. Платформа была попыткой обновления, чтобы придать спаянности, размаха и реалистического характера международному анархистскому движению, в свете опыта русской революции и особенно Украины. Сегодня, после нашего собственного опыта, мне кажется, что мы недооценили эту попытку»162.

Многие испанцы, как мы видели, участвовали во встречах-обсуждениях, организованных Делом Труда. В 1927 году, по выходе из французской тюрьмы, Асказо и Дурутти долго беседовали с Нестором Махно о его украинском опыте. Изгнанник передал им уроки, которые он извлек из всей своей деятельности и, вероятно, изложил смысл и содержание проекта Платформы. Впрочем, он следил за ситуацией в Испании, и в 1931 году встал вопрос о его выезде туда для руководства партизанской войной на севере страны. Хотя основные направления Платформы были известны, кажется все же, что она не была прочитана и, в особенности обсуждена. По этому поводу следует принимать во внимание еще один фактор: некоторую «обособленность» испанцев. Учитывая давность их существования, их богатый собственный опыт, они, должно быть, считали себя не в праве получать «уроки» извне и проявляли большое доверие к собственным способностям, а, вероятно, существовал и комплекс превосходства над международным рабочим движением, которое жалким образом провалилось в 1914.

Чтобы дополнить это краткое рассмотрение возможного влияния Платформы на испанское либертарное движение, приведем еще слова Сезара М.Лоренцо, автора авторитетного труда об этом периоде, который пишет, что Лос Солидариос, известная группа активистов таких как Дурутти, Асказо, Гарсия Оливер, Ховер, Виванкос и другие, «попросту констатировали, что Платформа совпадает с их собственными взглядами»163. Это следует принимать с оговорками, так как, под влиянием Гарсия Оливера, эти товарищи несколько отклонились от концепции роли, возложенной на специфическую анархистскую организацию, к типично авангардистской стратегии: они прямо проповедовали ее стремление

«захватить политическую, административную и экономическую власть посредством собственных профсоюзов, разрушив до этого старый государственный аппарат. Эта власть, на которую будет возложена прежде всего организация производства и распределения в новом либертарном обществе, была бы, таким образом, негосударственной повстанческой властью синдикального типа, идущей от периферии к центру и представляющей собой совокупность объединенных в федерацию революционных комитетов, определенного рода демократическую «диктатуру пролетариата», обуздывающую правые силы, бывших собственников, церковь и т .д. В качестве переходной власти она не предполагала бы диктатуру в банальном смысле этого слова. Руководствуясь либертарной идеологией (а не марксизмом, догматической доктриной без гуманистического содержания), она превозносила бы свободу народа, инициативу масс, и пригласила бы другие левые организации к сотрудничеству в деле возрождения»164.

Но как осуществить этот «захват власти»? Это следовало делать не посредством специфической и даже профсоюзной организации, а при помощи «революционной армии», «централизованной профсоюзной милиции под командованием уважаемого национального штаба».

Различие с Платформой было, таким образом, значительным, роль, которую она отводила специфической организации, была чисто политической по отношению к базовым организациям пролетариата, тогда как «революционная армия» полностью их подменяла. Это был, если перефразировать определение ленинизма Шарля Раппопорта, «бланкизм под каталанским соусом»! Однако именно такой концепции строго придерживались в 1936 году, как мы это увидим ниже.

Тем временем Лос Солидариос получили от своих противников в НКТ прозвище «анархобольшевиков». Это не помешало им выступить решительным образом на съезде Конфедерации в июне 1931 года, чтобы устранить марксистов, франкмасонов и реформистов из руководящих органов НКТ, затем присоединиться к ИАФ и оказать влияние на ее ориентацию. Они проповедовали «непрерывную классовую войну, твердость в отношении компартии и реформизм, как социал-демократический, так и либертарный». Среди последних сторонников назовем группу «Тридцати» во главе с Пейро, которые считали себя более конструктивными, но были отнесены к «реформистам». По их мнению, либертарный идеал

«сохраняет ценное основание, но следует отбросить некоторые предрассудки и ошибочные тактические приемы, которые превозносились до сих пор Следовало, в частности, привлечь интеллигенцию и техников, создать производственные и потребительские кооперативы, прибыли от которых послужат целям пропаганды, подготовки образованных борцов и строительства рабочих культурных центров. Необходимо также создать прочную и дисциплинированную организацию и повести наступление на неграмотность, на недостаточное знание марксизма и анархизма, который был прежде всего толерантным, антидогматическим и благородным, его главный интерес составляла мораль и философия»166

Подавляющее большинство анархистов из НКТ находилось между этими двумя противостоящими тенденциями. Однако, именно активистской тенденции следует приписать восстания 1932 и последующих годов, кульминацией которых стала Коммуна Астурии (совместно с социалистами и синдикалистами). Все они были беспощадно и кроваво придушены властью, иногда левой, иногда правой. Действительно, отметим решающее участие анархистов в местных испанских выборах: в 1931 году, своим голосованием в пользу левых они свергли монархию; в 1933, разочарованные левыми, стоявшими у власти, они заставили маятник отклониться в другом направлении и своим воздержанием привели к власти правых. Наконец, опять та же игра, чтобы добиться амнистии 30 000 политических заключенных (попавших за решетку в результате восстаний) в феврале 1936 года они проголосовали за Народный фронт и добились его триумфа. И, в довершение всего, для таких постоянных сторонников восстания, которыми они не переставали быть с незапамятных времен, они вынуждены были столкнуться 19 июля 1936 года с восстанием националистических мятежников. Им пришлось защищать «республиканскую законность»! Движимые обостренной страстью и безумным героизмом, они одержали легкую победу в Барселоне и в Каталонии, которую полностью взяли под свой контроль. В остальной части страны это менее очевидно и добрая половина остается в руках Франко и его мавров. Антифашисты и НКТ удерживали все же самую богатую часть страны. Именно здесь начинаются проблемы, и теоретические пробелы стают очевидными: как сделать так, чтобы осуществление этой власти стало эффективным без установления государства, в «буржуазном» смысле этого термина, то есть, чем заменить правительство, министров, администрацию, полицию, армию и все колесики государственной машины? До сих пор речь шла об установлении коммунистической либертарной республики, замене «правления людей управлением вещами», установлении свободной федерации коммун, организации среди них производителей и потребителей, а теперь было необходимо, среди прочего, обеспечить защиту революции, не оттолкнув при этом потенциальных союзников, каковыми были социалисты, каталонские республиканцы и другие Пумисты (троцкисты) - их вчерашние злейшие враги, - не оказавшись также в изоляции в международном плане от английской и французской «демократий». Короче, это были все те волнующие и жизненные аспекты, которые недавний съезд НКТ, проходивший с 1 по 10 мая 1936 года в Сарагоссе, постарался обойти, погрузившись в определение «конфедеративного понятия либертарного коммунизма». Асказо и Гарсия Оливер попытались предложить съезду создание отрядов конфедеративной милиции, способных разгромить военный путч, на что Сиприано Мера ответил: «Товарищи Асказо и Гарсия Оливье могли бы, конечно, нам сказать, какого цвета генеральские повязки они хотят иметь»166.

По иронии истории сам Мера стал настоящим генералом в качестве командующего IV армейского корпуса и не шутил ни с дисциплиной, ни с соблюдением иерархии. Бывшие члены Лос Солидариос, перегруппировавшиеся в Носотрос, думали создать предпосылку для повстанческой армии, объединив комитеты защиты НКТ-ИАФ, существовавшие с 1931 года, но не имевшие никакой координации и никакого штаба. Этот момент, рассмотренный в Платформе и статьях Нестора Махно, следовало бы детально изучить за годы до этого.

Как только победа была обеспечена благодаря вооруженной борьбе, барселонская НКТ собралась 20 и 21 июля 1936 года на пленарное заседание и приняла двусмысленное постановление: региональное правительство Женералитат сохраняется как вывеска для международного употребления, а настоящая революционная власть создается в форме Центрального комитета отрядов антифашистской милиции. Он состоял вначале из пятнадцати членов, представлявших поровну три главных тенденции левого движения: НКТ-ИАФ, Марксистов (сталинистов, присоединенных без их согласия к Пумистам) и каталонских республиканцев. Вскоре он разделился на несколько комитетов и комиссий: снабжения, образования, расследования (безопасности), права и Совет по экономике, который играл основную роль в производстве и административной организации. Контрольные патрули, включавшие 700 человек (325 из которых анархисты) и подчинявшиеся центральному комитету из 11 членов (4 из которых анархисты) смотрели за общественным порядком. Все ключевые посты в этих комитетах находились в руках анархистов. Гарсия Оливер был «душой и неутомимым вдохновителем» центрального комитета отрядов милиции, и представлял собой «фигуру несомненного революционного вождя». Он на деле осуществлял то, что проповедовал десять лет назад вместе с Лос Солидариос.

Центральный комитет отрядов милиции сохранил престиж всех антифашистских сил, скрепив их единство. Тем не менее, каждая организация располагала, кроме того, своими собственными вооруженными группами, своими колоннами, отправленными на фронт и даже своей полицией и своей тюрьмой. Во всей Каталонии революционные комитеты, организованные по более-менее одинаковому образцу, взяли в свои руки власть на местах, управление социальной и экономической жизнью.

Руководствуясь неотложными соображениями, как, например, снабжение вооружением как со стороны национального правительства в Мадриде, так и из-за границы, руководство НКТ пересмотрело свое отношение к этим революционным структурам и присоединилось к классическому правительству, вначале в Каталонии, затем в Мадриде.

Какова была альтернатива и как она возникла? Ответ имеет принципиальное значение, так как сотрудничество с «буржуазным» правительством станет впоследствии ахиллесовой пятой испанского либертарного движения. Все решилось на Пленуме местных и кантональных федераций Либертарного движения Каталонии в конце августа 1936 года. Особым обстоятельством явилось то, что этот Пленум, собравший всех руководящих участников движения, которые не были на фронте, был тайным. Напомним, что создание Центрального комитета отрядов милиции представляло собой уже отклонение от доктрины, требовавшей прямого установления либертарного коммунизма, но это было наименьшим злом, так как анархисты контролировали ситуацию. Однако мнение базовых органов НКТ-ИАФ уже не было принято во внимание. Теперь после продолжительных дискуссий выбор предложил Гарсия Оливье: «Или мы сотрудничаем, или мы навязываем диктатуру». Сезар Лоренцо, рассказавший об этом эпизоде, комментирует, утверждая, что «речь на самом деле не шла о том чтобы вернуться к старой аполитической традиции и к 'безвластным' идеям, полностью отброшенным, устаревшим в свете новых событий, но кое-кто упорствовал, защищая их наперекор стихиям»167. Это последнее замечание указывает, что некоторым этот «суп» пришелся не по вкусу. На то, однако, были причины, они не могли так легко отказаться от того, что было смыслом жизни и борьбы нескольких поколений борцов. Альтернатива, выдвинутая Гарсией Оливером также не была точной: как можно называть «диктатурой» власть, осуществляемую анархистами, - занимавшими господствующее положение в этих условиях, - в согласии с почти всем трудящимся населением. В этом являлось явное злоупотребление терминологией. Тем не менее, Гарсия Оливер, которого поддерживали старые члены Лос Солидариос и Носотрос, был сторонником взятия власти НКТ со «всеми сопутствующими этому рисками и опасностями». Он «хотел, чтобы политические партии были устранены, ВСТ (Всеобщий Союз Труда, социалистический профсоюз) превращен в вассала, Женералитат упразднен и чтобы Центральный комитет отрядов милиции, обновленный, получивший большие полномочия, стал высшей властью». Это было что-то среднее между Комитетом общественного спасения по бакунинской повстанческой линии и большевистским Советом народных комиссаров октября 1917 года. На выбор. Большинство руководителей НКТ избрали сотрудничество, а именно, участие в автономном каталонском правительстве. Диего Абад де Сантильян, главный защитник такого решения, позже объяснил, что его главным мотивом было получить оружие, валюту и сырье для промышленности и что ради этого следовало перестать «поддерживать народную власть».

Решение участвовать в правительстве Женералитат было ратифицировано региональным съездом единных профсоюзов, состоявшемся 24-26 сентября и собравшем 505 делегатов, представлявших 327 профсоюзных организаций, на его «тайном» заседании при закрытых дверях. Разница состояла в том, что с этого момента каталонское правительство стало называться «Совет Женералитат». В его состав вошли три «советника» от НКТ.

Это вошло в привычку, и не оставалось ничего другого как поступить так же в других районах страны и даже по всей территории. Заметное исключение составлял Арагон, оказавшийся на передовой линии фронта. Оплот анархо-синдикализма Сарагосса был потерян из-за просчета одного из руководителей, Абоса, который предпочел поверить гражданскому губернатору Вера Коронелю и генерал-губернатору Кабанелласу, которые были как и он масонами, а не своим собственным опасениям, и, что еще хуже, который сумел заставить поверить большинство своих товарищей в вымыслы своих друзей-масонов168. Результат оказался катастрофическим: оставшись без оружия, от 15 до 30 тысяч революционеров стали жертвами репрессий мятежников и заплатили своей жизнью за легкомыслие и наивность нескольких «руководителей». В ответ на это арагонские анархисты стали более радикальными и непримиримыми. Они без колебаний создали региональный Совет, состоявший исключительно из анархистов, во главе с младшим братом Асказо, Хоакеном. То, что каталонские анархисты не решились осуществить, было сделано арагонцами. Тем не менее им пришлось пройти под кавдинским ярмом центрального правительства и умерить свои притязания.

После общенационального Пленума 15 сентября 1936 года НКТ потребовала создания Национального совета обороны, который состоял бы из пяти представителей НКТ, пяти представителей ВСТ (социалистов) и четырех республиканцев. Это явилось логическим следствием принятой политики антифашистского единства и отражало действительное соотношение экономических и социальных сил на федералистской основе относительно соответствовавшей анархистским принципам, так как государство не представляло собой больше министерства, армию, полицию, офицеров, все эти названия поменялись на «департаменты, военная милиция и народная милиция, военные техники». Генеральный секретарь НКТ, Горасио Прието, ожесточенно боролся против этого проекта из-за «полного отсутствия в нем реализма, учитывая присутствие иностранных держав и интернациональный характер войны». Ему удалось убедить общенациональный Пленум региональных федераций, состоявшийся 18 октября, в необходимости открытого и прямого сотрудничества с правительством, таким, как оно есть. Организационным последствием этого реформистского выбора стало усиление власти Национального комитета НКТ, который «больше не избирается федерацией по месту своего нахождения, а формируется из постоянных делегатов региональных федераций и из представителей аппарата, более многочисленных и специализированных». Сезар Лоренцо (попутно заметим, являвшийся сыном Горасио Прието) указывает, что «НКТ получила с этого момента, центральный орган, сложный и эффективный, свободный от давления местных активистов». Действительно, перед бюрократизацией Конфедерации открылась просторная дорога.

Как хитрый Грибуй, который бросается в воду, спасаясь от дождя, руководители НКТ-ИАФ, по крайней мере, их большинство, побоялись начать революцию под тем предлогом, что они хотели вначале выиграть войну, и покатились от отступления к увиливанию, от компромиссов к капитуляциям. Этот скользкий склон оказался фатальным: роспуск Центрального комитета отрядов милиции Барселоны, милитаризация отрядов милиции, рост влияния сталинистов, устранение Пума, роспуск Совета Арагона, разрушение либертарных общин, майские дни 1937 года в Барселоне (где руководители НКТ отняли у повстанцев их победу над сталинскими провокаторами).

Структуры НКТ-ИАФ отражают это политическое отступление и следуют за ним: Национальный комитет обороны потерял свою самостоятельность и стал простым военным отделом Национального Комитета Конфедерации. В Барселоне, 2 апреля 1938 года, состоялась региональная ассамблея НКТ, ИАФ и ИФЛМ (Иберийской Федерации Либертарной Молодежи). Выступивший на ней Гарсия Оливер жаловался на отсутствие дисциплины и беспорядок, царившие внутри движения, и предложил создать Исполнительный комитет, который «располагал бы всей властью, контролировал бы и руководил всем: прессой, конфедеративными войсками, экономикой». Он получил единодушную поддержку. Этот Исполнительный комитет либертарного движения Каталонии, состоявший всего из десяти членов, имел «право исключать лиц, комитеты, профсоюзы, федерации, которые не будут выполнять его решений. Его исполнительная сила распространялась как на фронт, так и на тыл. Он ставил своей задачей непреклонно проводить военизацию, интенсифицировать всеми средствами производство и способствовать вхождению НКТ в центральное правительство Женералитат и во все административные структуры государства. Для помощи в осуществлении своих функций комитет назначал военную комиссию и политическую комиссию»169. Это был большевизм «чистой воды», насколько мы в этом понимаем. Национальный Комитет НКТ не мог терпеть подобную ересь. Горасио Прието, считавшийся, однако, «большим бюрократизатором», заявил, что можно считаться только с Каталонским региональным комитетом и что этот Исполнительный комитет, не утвержденный никаким съездом, не может иметь законного существования. В результате этого противодействия проект был действительно отклонен.

В августе 1938 года Горасио Прието опубликовал серию статей, в которых публично изложил идеи, представленные уже год назад узкому кругу. По его мнению,

«Либертарный коммунизм может быть только далекой целью, стремлением, а анархизм - моралью, философией. Чтобы достичь этого коммунизма необходим продолжительный переходный период, во время которого реализация либертарных идей возможна, но не систематически. Следует проявлять оппортунизм, гибкость, не колеблясь участвовать в правительстве, во всех высоких государственных обязанностях и даже в парламенте с намерением захватить власть. Следует постоянно, а не по обстоятельствам, заниматься политикой; революционный аполитизм мертв»170.

«Обедня была отслужена», и либертарный коммунизм отложен в долгий ящик, если вообще не в музей антиквариата и утопии. Очевидно, ИАФ должна была превратиться в озабоченную успехом на выборах и политиканскую партию, взявшую на себя обязанность представлять интересы НКТ. Впоследствии Прието назвал это «политикой использования возможностей», присоединившись, поверх Пиренеев и времени, к подходу Поля Брусса. Однако он не получил поддержки большинства национального Пленума региональных федераций либертарного движения Барселоны, собравшегося с 6 по 30 октября 1938 года, чтобы определить свое отношение к этому проекту и выработать стратегию. Отметим также существование Политических вспомогательных комиссий (ПВК), органов, созданных с июня или июля 1937, перед которыми стояла задача информировать «членов по всем вопросам, выходящим за чисто профсоюзные рамки и давать им советы, как наилучшим образом действовать в политике»171 (выделено нами). Они состояли из самых известных руководителей и стали «настоящими центрами управления НКТ» (Лоренцо). Как мы видим, федерализм НКТ был только фасадом, и в организационной практике все больше насаждался настоящий демократический централизм якобинского типа.

«Руководители» решили все и за всех. После того, как была совершена ошибка - участие в правительстве Женералитат, - повлекшая за собой все остальные, стечение этих сложных обстоятельств раздавило доктрину, добрые намерения и революционную волю. Поражение стало неизбежным, так как оно уже присутствовало внутри лагеря революции. В очередной раз уроки предшествующего опыта не были усвоены: самые радикальные революционеры - анархисты и близкие к ним -оказались одни против всех, и только в борьбе против всех сразу, то есть осуществляя самую полную революцию, можно было достичь победы. Остановиться на этом пути означало вырыть собственную могилу, как когда-то сказал Сен-Жюст.

Следует сказать, что этот вкус к «политике» не был оценен всеми членами и активистами НКТ-ИАФ. Существовала группа Друзей Дуррути (разоблаченная как «провокаторская» руководителями НКТ), Железная Колонна, которой Региональный комитет Валенсии помешал наказать по заслугам сталинистов и которая продолжительное время отказывалась от военизации. Когда в марте 1937 года, зажатая со всех сторон, она должно быть на это решилась, в ее рядах из около 20 000 оставалось 3000-4000 бойцов, «все стальные предпочли дезертировать, чтобы не превратиться в солдат-роботов». То же происходило и в других колоннах, но не в таких масштабах172.

Следует, тем не менее, отметить, что подавляющее большинство рядовых членов пассивно восприняли резкие повороты руководства. Как это объяснить? Прежде всего, необходимостью заняться самыми неотложными делами, а именно антифашистской войной и сохранением хотя бы минимума революционных завоеваний, затем чрезмерным доверием к своим руководителям. Эта харизма, убивающая всякое критическое отношение, является, по утверждению Бакунина, врагом революционера, и в данном случае также можно отметить ее вредность. Среди руководителей те, кто колебался, как Дуррути, предпочли уйти сражаться, чем вести пустые разговоры. Трудно переоценить потерю, которой стала смерть Франсиско Асказо, который вместе с Буэнавентурой Дуррути составлял совершенную пару. Если бы он пережил 19 июля 1936 года, вероятно, отвагой, дерзостью и изобретательностью он мог бы изменить военную ситуацию, например, быстро захватив Сарагоссу. Более того, смерть Дуррути стала катастрофой, как военной, так и политической. Как пишет Абель Паз, его убили вторично, приписав ему выдуманную фразу, которую можно выворачивать во всех направлениях «отказаться от всего, кроме победы!». Напомним эпизод с золотом банка Испании, который приводит А.Паз: Пьер Бэнар настоятельно советовал не повторить ошибку Парижских Коммунаров в 1871 году, когда они не посмели воспользоваться золотом банка Франции. Более того, он нашел консорциум торговцев оружием, который брал на себя обязательство поставлять все необходимое современное оружие за звонкую и полновесную монету, конечно же. Дуррути подготовил нападение на банк в Мадриде, в котором хранилось золото, силами в 3000 бойцов анархистской колонны Тьерра и либердад (Земля и Воля) с тем, чтобы переправить золото в Барселону и совершить сделку. Диего Абад де Сантильян имел неосторожность сказать об этом в Национальном Комитете НКТ, который, испугавшись напряжения, которое могло возникнуть из-за этого между Мадридом и Барселоной, провалил все дело, заявив о нем публично. Дуррути сделал Сантильяну хорошую «взбучку», но дело потерпело неудачу. Вот от чего может зависеть судьба революции: от нерешительности и в особенности от отсутствия отваги у некоторых «ответственных лиц»173.

Однако именно низы, плебс, народ, обездоленные, нищие, как бы не называли этих крестьян и рабочих Каталонии, Леванта, Арагона, Андалузии, Кастилии и других мест, именно они спасли честь анархизма, взяв свою судьбу в свои собственные руки, организуя замечательные общины, в которых даже те, кто никогда не слышал о либертарном коммунизме или был враждебно к нему настроен, с усердием осуществляли его на местах. По свидетельству Гастона Леваля, таких общин было около 1600, возможно, с небольшим отклонением. Каждая из них, как и каждый из маленьких городков, организованных в коммунальную форму, заслуживают, наверное отдельной книги, по мнению этого автора (сына парижского коммунара, умершего в СССР). Вся творческая активность, инициативы, преобразования в человеческих отношениях были «замечательным расцветом». «Полностью отдавая себе отчет в значимости слов, без гипербол, без тени демагогии я повторяю: никогда за всю историю мира, насколько она нам известна до нынешнего дня, подобное социальное творчество не было осуществлено нигде. Это было сделано за несколько месяцев, если не за несколько недель или даже дней, в зависимости от конкретного случая»174. Поправим старого пропагандиста (делегата от НКТ на съезде Красного Профсоюзного Интернационала в Москве в 1921 году), напомнив подобные свершения махновских повстанцев в Украине 1917-1921. Приведем в пример также замечательных ополченцев из анархистских колонн, которые в сандалиях и майках, вооруженные какими-то плохонькими винтовками, на стареньких грузовиках, двинулись на завоевание нового мира. Здесь речь вовсе не идет о том, чтобы причислить этих бойцов и строителей социальной революции к фракции руководителей, которые «играли в политику». Ни в коей мере не желая смягчить ответственность этих руководителей, напомним общую враждебность в международном плане, которую вызвала испанская революция 19 июля, постоянный шантаж вооруженного вмешательства со стороны западных стран и Сталина и постыдное поведение, в частности, правительства французского Народного Фронта во главе с Леоном Блюмом, который «наложил в штаны от страха» перед Гитлером и Муссолини, согласившись на невмешательство, тогда как малейшее усилие с его стороны быстро обеспечило бы победу республиканского лагеря в Испании. Что касается французских пролетариев, они воспользовались «оплачиваемым отпуском» - миской чечевицы, на которую они променяли солидарность, - в момент, когда их братья по ту сторону Пиренеев погибали из-за нехватки оружия.

Могла ли более решительная политика анархистов изменить это враждебное отношение? Приведем по этому поводу мнение Виктора Альбы, автора истории Пума:

«Если бы НКТ устремила свои силы на завоевание власти в Каталонии, а она бы смогла ее захватить менее чем за два дня, ситуация на остальной республиканской территории могла бы измениться За политическое устранение коммунистов можно было бы выторговать английское, чешское и французское оружие (как ответ на шантаж советским оружием), или же можно было бы поставить Москву перед альтернативой оставить испанскую революцию или помочь ей, даже если коммунисты ее не контролировали, в обмен на приятие политического существования этих последних с надлежащим контролем над ними»175.

Во всем этом нет уверенности, однако стоило, наверное, сделать попытку. Но историю не переделать. Сделаем из этого вывод, что любой союз анархистов с политиками, левыми или ленинско-сталинскими -как на Украине и в Китае в 1925-30 годах - оборачивался каждый раз для них политическим и физическим поражением. Поражение 1939 года в Испании знаменует, во всяком случае, продолжительный закат либертарных идей, и только пройдя почти тридцатилетний путь по пустыне, они вновь ярко проявили себя в мае 1968 года, во Франции и в мире.

Несмотря на свою малочисленность, французские анархисты сделали все возможное чтобы помочь своим испанским товарищам. Сотня Себастьена Фора сражалась в рядах Колонны Дуррути, провиант и вооружение, в ограниченном количестве (2 грузовика в неделю), регулярно отправлялись по ту сторону Пиренеев, велась интенсивная пропаганда в поддержку иберийской революции. Чисто либертарный Комитет за свободную Испанию, по просьбе испанских товарищей, уступил место французской секции Антифашистской Международной Солидарности (АМС), с более широким представительством, включавший представителей левых и синдикалистов из ГКТ, таких как Жуо, Дюмулэн и Ренэ Белэн. АМС насчитывала до 15 000 членов, издавала еженедельник, имевший 5500 подписчиков в феврале 1939 года, и постоянно проводила митинги. Именно в этот последний период, соответствовавший концу гражданской войны в Испании, была необходима солидарность, чтобы победить враждебное отношение французского правительства и апатию значительной части населения. Как и полагается, среди 500 000 испанских беженцев именно анархисты были лишенными средств к существованию; республиканцы и социалисты более легко находили прибежище в Южной Америке. Анархисты жили в ужасных условиях на побережье и в глубине Русильона и заплатили дополнительную цену (16 000 умерших от болезней, недоедания и холода) социальной революции и всеобщему безразличию. Помощь французских товарищей и части местного населения несколько облегчила их участь.

Гитлеровско-сталинский Пакт и начало военных действий в сентябре 1939 года еще раз обнажили организационную и практическую слабость анархистов. Несмотря на публикацию большого числа пацифистских призывов и листовок Луи Лекуэном и Николя Фосье, которых сразу же арестовали, анархисты вынуждены были искать индивидуальные решения, чтобы «спасти свою шкуру» в этом чуждом им конфликте. Некоторые эмигрировали в Швейцарию или в другие места, в зависимости от своих возможностей; другие ринулись в подполье со всем присущим ему риском: Морис Жуае, несмотря на свою расторопность, вновь оказался в тюрьме и к 1945 году, в возрасте тридцати пяти лет, насчитывал уже десять лет заключения в военных карательных учреждениях176. Те, кто был мобилизован и согласился идти в огонь, погибли в нем, как Фремон, секретарь Союза Анархистов.

Оказавшись между двух огней, испанские анархисты, включились в борьбу против немецких оккупантов и их вишистских сообщников. Некоторые из них, как Хуан Пейро, идеолог группы «30» в 1931 году, были выданы Франко и, отказавшись идти на компромисс, были расстреляны (как и Компанис, бывший председатель Женералитет Барселоны). Некоторые были депортированы в немецкие концентрационные лагеря. Значительное число испанских либертариев вошли в состав маки юго-запада и сыграли решающую роль в освобождении этого региона. Другие, бежавшие в Северную Африку, вошли в состав 2-ой бронетанковой дивизии генерала Леклерка и вступили освободителями в Париж на танках, носивших имя «Дуррути» и «Асказо». Все они имели законную надежду рассчитывать на взаимную благодарность и получить возможность освободить в свою очередь свою родную землю, но напрасно, так как западные союзники в своих расчетах решили по-иному.